Современные знания о Боге, Эволюции, смысле жизни человека.
Методология духовного совершенствования.

---

Притчи Мастеров/Притча о смерти и о воскресении

---

Притча о смерти и о воскресении

В небольшом провинциальном городе монастырь был. Жил в том монастыре старец Зосима, многими почитаемый очень за чудеса Божии, которые слова его сопровождали и дела его украшали.

Но были и те деяния старца, о которых не многие люди знали; величие их скрытым от молвы оставалось.

Мягко и нежно умел старец воспитывать и взращивать добро и любовь в душах человеческих. И расцветала та любовь — и плоды приносила.

И была в том городе больница бесплатная. Основали больницу ту на средства купца богатого, дочка которого старцем Зосимой исцелена была. На пожертвования людей, которым старец помощь оказывал, многое в той больнице делалось. А руководил больницей доктор Фёдор Пантелеймонович.

* * *

В семье же доктора Фёдора Пантелеймоновича подрастала дочка. Девочку звали Софией, но все обычно ласково называли её Зосей. Может быть, это было так потому, что чудо о её рождении, не многим известное, со старцем Зосимой было связано.

И старец Зосима к воспитанию девочки внимание особое проявлял.

Когда подросла Зося, стала она частым гостем в келье старца.

Любила она вопросы ему задавать. Любила ответы его слушать. Любила и просто тихонько рядом посидеть в тишине особенной, которая в келье старца Зосимы всегда была.

Тогда — словно затихало всё в ней. Её радость — живая, лучистая, сияющая во все стороны — приходила в особое состояние света ласкового, покоя нежного и сосредоточенности на Присутствии Божиим.

Родители Зоси почти всё своё время и силы отдавали работе в больнице.

Игры в куклы или горелки со сверстниками не могли надолго увлечь Зосю. А вот в жизни больницы её роль с каждым годом возрастала.

Как лучик солнечный, который скользит и прикасается нежно ко всему своим светом тёплым и не пачкается ни от чего, но всё вокруг краше делает, — так и Зося по больничным палатам пробегала, словно свой собственный обход делала. Иногда подолгу останавливалась у кого-то. Бывало, что деткам больным сказки расскажет. Бывало, что и взрослых развеселит.

Поначалу доктор Фёдор пытался оградить дочку, хотя бы от тяжёлых больных, чтобы не испугать девочку видом страданий человеческих. Но однажды он застал Зосю у постели умирающего, которому не мог он сам уже ничем помочь средствами медицины. И увидел он, как девочка с тем человеком говорила… И увидел, как поменялось вдруг состояние того человека…

Тот человек потом рассказывал доктору Фёдору: «Вот, сподобился милости Божией: ангел ко мне зашёл! И умирать теперь не страшно!»

И с той поры уже не запрещалось Зосе даже к тяжёлым больным заходить. Она же — всегда была наготове: воды ли подаст, санитарку позовёт, или просто слово доброе и ласковое скажет, улыбкой солнечной одарит.

Когда в монастыре появился послушник Николай, ставший учеником старца Зосимы, то очень скоро стали они с Зосей большими друзьями. Николай научил Зосю грамоте. И когда выучилась Зося этому — появилась у неё привилегия особая: она записки от больных некоторых с просьбами или вопросами к старцу Зосиме относила, а от него — ответы обратно доставляла.

* * *

Однажды Зося пришла, как обычно, в келью старца Зосимы и спросила его:

— Скажи: почему одни люди — добры, а другие — не добры? Отчего так? Неужели нельзя так переменить, чтобы все добрыми стали?

— Вот ты, Зосенька, посмотри на растения разные. Одни — сильные, крепкие, здоровые, ровненько растут, к солнышку тянутся. А другие есть — чахлые. А у иных — стволы искривились… От многого то зависит: хорошее ли семя было, на какую почву оно упало, как вокруг всё было, когда росло…

Вот и люди — так же.

Если за любым растением начать правильно ухаживать, то лучше оно развиваться станет. Но ствол дерева, что долго рос криво, уже не сделать прямым…

— Да! Поняла я! Вот — у нас такая больная с «кривым стволом» появилась.

Зося задумалась ненадолго, а потом поведала о той новой больной, от которой проблемы большие для всей больницы случились:

— Очень шумная она, кричит на всех, словно одна она только на всём свете! Хочет, чтобы только вокруг неё все бегали и суетились! И всё ей не так: и каша не так сварена, и укол ей больно делают, и постель жёсткая, и санитарку ей не дозваться! Она — помещица богатая, одиноко много лет жила, слуг множество при ней каждую прихоть её исполняли… И привыкла она, что всё — только ей… А говорит она так, словно стая оводов кусачих во рту! Только плохое во всём видит! Всё и всех ругает, всё осуждает! Все у неё — глупые, ленивые, неумелые! И вылечить её не могут, и как угодить — не знают!… А в больницу нашу её привёз врач личный, потому что не знал, чем помочь. И что самое грустное, что помочь ей уже не получается, умирать ей, видимо, скоро придётся. Болезнь её — неизлечимая, лет ей уже много, а она о смерти тела и не думает, словно не может с ней того случиться. А ей — не говорят. И всем вокруг от неё только проблемы одни…

Папа спрашивает, как бы тут помочь?

— Сказать ей надо, что время её пришло… Вот, Николай, тебе — практика хорошая! Зосю сегодня проводишь — и побеседуешь.

Зося обрадовалась, потому что с Николаем ей всегда интересно было.

Довольная обещанной поддержкой, она отдала старцу Зосиме принесённые записки от больных.

— Ну, Зося, давай за работу! — сказал Зосима.

Зося села за стол, вооружилась пером и чернилами и приготовилась писать ответы.

Старец Зосима взял первую записку, прочёл, посмотрел взором внутренним в судьбу того, кто вопрос написал, отдал записку Зосе. Она перевернула лист, чтобы написать ответ.

Медленно и чётко произнося слова, Зосима сформулировал два коротких предложения. Зося старательно и аккуратно записала слова старца.

Так они ответили на все послания.

* * *

Вскоре Зося с Николаем отправились в больницу. Ведь в этот день им нужно было ещё многое успеть.

Больница была близко от монастыря. Дорога шла по отлогому холму в сторону реки. Красота вокруг была необычайная!

Николай, давно не выходивший из монастырских стен, радовался и величию мощной реки, плавно несущей свои воды, и зелени холмов, и просторам голубого неба с лёгкими облачками.

Маленькая тёплая Зосина ладошка в его руке переполняла ощущением нежности…

Зося шла рядом, тоже наполненная радостным восторгом:

— Я это место люблю очень! Здесь всегда красиво: и зимой, и летом… И радостно так всегда делается, когда здесь идёшь! Словно оттолкнёшься — и над Землёй полетишь! Я так даже играю иногда: ощущаю, что я, как птица, летаю и всё с высоты вижу…

Когда уже подходили к больнице, Зося сказала Николаю:

— Знаешь, эта женщина, её Лизаветой Степановной зовут, — мне кажется, что она — очень несчастная. И смерти она очень боится. Поэтому и старается о том не думать совсем…

Я сама про себя такое тоже думала: боюсь я умирать — или нет? Сейчас мне кажется, что я, если тело умереть должно, то не забоялась бы. Если не очень больно, конечно. Потому, что душа — ведь не умирает…

А ты о том думал?

— Много думал, Зося. Думаю, что тоже сейчас не испугался бы, если бы призвал к Себе Бог. Но вот, как про такое сказать другому человеку, ещё не знаю…

Они пошли дальше молча. Зося только крепче сжала своей ладошкой руку Николая, словно поддержать старалась.

Они вместе вошли в палату.

— А, Зося, пропащая! Явилась, наконец! Никогда тебя нет, когда нужна! Четыре часа тебя уже жду, чтобы книжку мне почитала! Искать тебя всех посылала, а тебя нет нигде!

— Я сегодня не буду Вам читать, Лизавета Степановна. Я вот к Вам привела…

Зося указала на Николая.

— Это кто тебя просил-то? Милостыню на монастырь выпрашивать будет?! Знаю я этих: «во исцеление души и тела»! Что, денежек моих захотел? Ну уж нет, не получишь! Или исповедовать меня решили? Не могут вылечить! Так пусть хоть душа спасётся, если денежки все церкви отдаст? Так? За денежки спасусь, значит?! А если не пожертвую — то в ад попаду? Терпеть не могу попов!

— Я не могу Вас исповедовать, Лизавета Степановна: я только послушник ещё. Меня старец Зосима прислал побеседовать с Вами. А если, в самом деле, исповедаться и причаститься захотите, то это можно будет специально сделать.

— Меня тут что, похоронить хотят?! Я что, умирающая, что ли?!

— Это — правда: болезнь Ваша неизлечима. А когда час смертный наступит, то Бог решает… А к часу этому лучше всегда готовыми быть.

Лизавета Степановна побледнела и срывающимся голосом, но тихо, а не крича, как обычно, — она обратилась к Зосе:

— Это — правда? Зося, я знаю, что ты врать не умеешь. Это — правда?

Зося молча кивнула.

Наступила тишина, в которой было слышно лишь прерывистое дыхание грузной пожилой женщины, для которой дни жизни в этом теле были уже почти сочтены…

Зося тихо вышла и плотно затворила за собой дверь больничной палаты.

— Мне уйти, Лизавета Степановна? — спросил Николай.

— Нет… Садись уж, коли пришёл, начинай свои проповеди! Только денег от меня не получите, так и знайте!…

Николай ощутил Присутствие Божие и… неожиданно для себя самого начал рассказывать о том, как сам пришёл к Богу. Говорил он искренне и просто:

— Когда-то я специально пришёл сюда, в этот город, где меня совсем никто не знал. Думал я, что хорошее это место для того, чтобы покончить жизнь свою земную, потому как не видел от неё никакой пользы… И думал я тогда, что и Бога нет, потому что столько зла кругом происходит! И часто это зло над добром господствует. И не в силах человеческих — изменить что-либо в мире сем…

И Николай стал рассказывать далее свою историю: о том, как спасла его от такого исхода женщина добрая Аксинья. Как попросила она мальчика больного к старцу Зосиме отнести.

И стал Николай про Зосиму рассказывать, про чистоту души, про Бога Живого...

Ему казалось, что, пребывая в неком шоке от известия о приближающейся смерти, женщина его не слушает совсем… Просто — не так страшно, если есть рядом кто-то.

Но ведь каждый в час смертный — один порог переступает…

Но, когда Николай замолчал, Лизавета Степановна неожиданно спросила:

— И что, хочешь теперь, как этот старец стать?

— Да, хотел бы научиться помогать тем, кому можно помочь…

— А мне вот, похоже, помогать уже поздно… Зачем же прислал тебя твой старец?

— Чтобы успели Вы сделать то, что ещё можно успеть.

— Что же?

— Об этом и нужно подумать Вам… Если спросите что, то я, сколько знаю, скажу… То время, которое ещё отпущено, можно с большой пользой для души провести. Я — не про деньги. Деньгами как распорядиться — это Вы сами решите. Завещание написать можете.

Они молчали некоторое время…

— Я вот, знаешь, что придумала, Николай? Я своё имущество — Зосе завещаю. Я — хоть и скверная и сварливая старуха, а кое-что в людях понимаю, много на своём веку повидала... Она — умеет доброе делать! Думаешь, что это Бог так её направляет? А хочешь, и Аксинье твоей тоже отпишу денег? Ты, небось, её не отблагодарил по-настоящему? Сумеет она распорядиться?

Мало пользы от жизни моей было… Так пусть — хоть от смерти будет польза…

… Они говорили ещё долго…

Многое от близости часа смертного стало для женщины той виднее: что — важно, а что — не имеет значения…

С того дня Лизавета Степановна переменилась сильно. Перестала она всех вокруг донимать прихотями и капризами своими, дела земные в порядок привела, завещание расписала подробное.

И состояние её переменилось довольно существенно: ибо пред Богом она себя — как душу ощутила, и к переходу к жизни иной готовить себя стала.

* * *

Однажды, когда старец Зосима и Николай были только вдвоём, Зосима сказал:

— Уходить мне пора…

Тихо, но внятно произнёс он это.

— Куда? — не понял Николай.

— По ту сторону… Туда, куда Отцом Небесным призываем ныне…

— Отчего ты так говоришь, ведь ты здоров совсем?!

— Зачем же обязательно в болезни, боли или страдании уходить? Уходить можно с радостью и готовностью к иному состоянию души, к жизни без оболочки тленной телесной!

Часто немощи тела даются человеку, чтобы облегчить душе переход сей. Именно — чтобы душа сама согласилась бы на то, что расставание с телом станет благом. И чтобы не цеплялась бы она за жизнь телесную, но повернулась бы полностью к жизни в мире ином.

Но, если душа подчинила прихоти и ума, и тела, если Бог — рядом всегда, — то можно радостно смерть оболочки бренной принять!

Ты теперь, Николай, отпусти меня…

— Да как? Что значит «отпусти»? Разве я держу тебя? Разве могу я перестать любить тебя — и смерти тебе пожелать?

— Ты привык любить меня в теле этом, слова от тела слышать, любовь Божию, струящуюся сквозь тело моё, ощущать, ответной любовью сей остов телесный обнимать…

Ты говоришь: «не могу не любить тебя!». Но разве смерть тела может быть помехой для любви? Я вот — уйду, и ты ведь любить меня не перестанешь? И я тебя любить не перестану.

Отчего люди слёзы льют, когда умерло тело человека, ими любимого? Оттого, что душу они не видят, не могут обнять её, поговорить… Смерть тела они ощущают… расставанием.

Ещё бывает, что жалеют себя в одиночестве своём и лишении…

Но, например, для первых христиан смерть не являлась трагедией, как часто её теперь воспринимают люди! За порогом смерти — ожидали они счастье воссоединения души с Богом!

Ждали они этого соединения с Богом, Которого всем сердцем учились любить! Любить — больше всего иного, что в жизнях их земных было и могло бы ещё быть!

И крещение первые христиане принимали не оттого, что все вокруг крещены и принято так! А ведь тогда, напротив: все вокруг иначе жили… И тот, кто принять хотел крещение, — оттого это делал, что хотел жизнь свою по Учению Иисуса строить! В новой чистоте и красоте душевной стремились они жить, заповеди Иисуса соблюдая!

Ты же — уже многому научился, и, как я уйду, — ещё большему научишься… Любовь, что меж нами, — научит! Бог — научит!

— Откуда ты знаешь, что — пора?

— Господь сказал! Призывает…

— Сказать о том настоятелю?

— Нет, не говори: нé за чем…

* * *

В дверь постучали…

— Вот нам радость! Зосеньку Господь привёл! — улыбнулся Зосима.

Девочка вбежала в келью, вся сияя лучистым весельем, свежестью, нежностью! Пряди бело-золотистых волос выбились из под косынки… В руках она держала полную корзинку брусники…

— Вот — ягодок принесла! Сама насобирала! Вон сколько!

Старец Зосима попробовал ягодки. Ел медленно, с блаженным выражением на лице, будто бы последнее причастие принимал. Зосю обнял ласково:

— Спасибо тебе! Порадовала угощением!…

Зося хотела оставить все ягоды для Зосимы и Николая, но старец попросил:

— Ты нам с Николаем немножко отсыпь в тарелку, а остальное — в больницу снеси. Скажешь, что старец так велел: здоровья от них тем, кто вкусит, прибавится.

Они втроём долго сидели вместе, осенённые Присутствием Божиим. Разговоров и вопросов не было… Но было так, словно обнялись они душами!

Когда Зося собралась уходить, Зосима сказал:

— Ты ещё отцу и матушке скажи, что завтра их известие ждёт — и они должны в том известии радость великую увидеть. Запомнишь?

— Всё словечко в словечко передам, ты меня научил, как слова важные в точности запоминать! Ну, тогда — побегу я?

— Иди… Иди с Богом, Зосенька!

* * *

Старец Зосима умер…

Известие это быстро облетело весь маленький провинциальный городок…

Надежда, мать Зоси, не могла сдерживать слёзы. Муж её, доктор Фёдор, гладил её, плачущую, по голове и ласково обнимал, а Надежда всё повторяла сквозь слёзы:

— Как же так? Умер старец Зосима… Ведь здоров совсем был!…

Подбежала их дочка. Надежда, отирая платком слёзы, произнесла:

— Зося, Зосенька, старец Зосима умер вчера…

Зося замерла, словно на время остановило свой бег то лучистое золотистое солнышко, которое в непрерывном движении всегда все свои дела спешило совершить:

— Так вот про что он вчера говорил: что вам известие будет, которому вы обрадоваться должны… А я не поняла…, не догадалась…

Мама, папа! Он ещё вчера всё знал! И он хотел, чтоб вы о нём не плакали, потому что он — с Богом, и ему хорошо быть дόлжно! И мы за него рады должны быть!

И с этими словами Зося обняла родителей своих с такой теплотой и любовью, словно она была и старше, и мудрее, и сильнее их…

Фёдор подхватил её на руки, девочка ещё крепче обхватила своих самых любимых людей. И они долго стояли так молча, крепко обняв друг друга.

Потом они пошли к дому…

Поражённые недетскими словами дочки, Фёдор и Надежда смотрели на свою Зосю.

Надежда спросила:

— А тебе совсем не грустно, Зосенька, что не прибежишь больше в келью к старцу? Вопросы свои задавать ты кому теперь будешь?..

— Грустно и мне немножко… — помолчав, ответила Зося. — Только думаю я, что он на мои вопросы найдёт, как мне ответить — так, чтобы я поняла! Я когда совсем маленькая была и глупая — он всегда придумывал, как мне объяснить, чтоб понятно было. Вот и теперь непременно придумает!

— Мама, папа! Смотрите! Вот же он рядом с нами идёт — из Света весь!

Он — знаете, как сейчас говорит? Он говорит: «Бог — всегда с нами рядом! И Бог на все вопросы ответит, только надо любить и учиться слушать советы Божии!»

Я его теперь, оказывается, слышать могу и видеть, а люди отчего-то говорят, что он умер…

* * *

Наступила весна. Деревья в монастырском саду зацвели в том году дружно. Все они были осыпаны белыми и нежно-розовыми цветами. Благоухание! Покой! Красота дивная!

Николай стоял в саду недалеко от кельи старца Зосимы. Завтра он должен будет принять монашеский постриг. Потом — продолжать делать то, что вершил старец Зосима.

Настоятель, архимандрит Игнатий, твёрдо убеждён, что должно быть продолжено всё, что было при Зосиме. Нужно будет принимать приходящих, выслушивать, советы давать…

… Николай вспоминал, как Зосима учил его общению с посетителями… Да, кое-что уже получалось. Но это легко было, когда рядом был старец Зосима. Знал Николай, что не допустит Зосима таких ошибок, что могут вред пришедшему принести. Что-то он поправит, подскажет, если что не так… А вот теперь? Сумею ли, когда рядом Зосимы нет?

Или Зосима есть, только не видим?

Николай размышлял об этом, стоя у вишенки, которую они со старцем Зосимой когда-то посадили. Он любовался первыми в жизни её цветками, гладил тоненький пока ещё ствол. Печали не было. В сердце была теплота, как при разговорах со старцем.

Он вспомнил тот их разговор, когда вишенку эту сажали.

Зосима тогда сказал: «Когда зацветёт, меня уже здесь не будет!». Радостно так сказал!

— Так выходит, не увидишь ты этого? — опечалился тогда Николай.

— Думаю, что увижу! Разве стал бы Бог красоту такую на Земле нашей сотворять, если бы не мог Сам её видеть из Обители Своей или иначе ещё как?…

Вот, например, Пифагор вселенную всю словом «космос» назвал, а слово это означает по-гречески — «красота», «гармония в мироустройстве»!

— А ты что, древних греков труды читал?

— Читал. Многое читал и пользу из того извлёк не малую. Много мудрых людей и до Иисуса — о Боге, о жизни чистой и нравственной писало. И оттого, что не многие читают это теперь, может быть, меньше стремления к добродетели в людях…

А что есть добро-детель? Сие есть делание добра: то — и мысли добрые, и слова добрые, и дела, добро утверждающие!

А ты неужели же думал, что я только одну книгу всю жизнь читал? — Зосима рассмеялся молодо, радостно!

Думаю я, что и те люди, которые красоту на Земле Богу сотворять помогают — не будут лишены возможности видеть её… Да впрочем, и то ведь не важно! Великое дивное благо ждёт тех, кого Бог к Себе подпускает! Вот и должны мы потрудиться, чтобы добро на Земле умножить, красоту и в делах, и в душах сотворить… Чтобы, в том числе, достойны мы были войти в Царствие Отца Небесного!

* * *

В это время Николая позвали:

— Тут к старцу Зосиме люди пришли, мальчика слепенького привели, уходить не хотят, не верят, что нет его…

— Правильно, что не верят! — радостно ответил Николай. — Зови!

Молодая, стройная, красиво и богато одетая женщина шла к келье, держа за руку мальчика лет примерно десяти или одиннадцати. Держала так, словно она сама каждый шаг за него сделать пыталась, чтобы не оступился, не ударился.

Увидев широкоплечего, крепкого телосложения мужчину в одежде послушника, вместо убелённого сединами старца, она недовольно пожала плечами…

Николай пригласил зайти в келью. Сказал:

— Давайте мы с Вами пока побеседуем. Проходите, присаживайтесь.

Женщина усадила сына на лавку у стены, села сама. Подняла в сторону Николая взгляд, но смотрела куда-то мимо. Наконец, она произнесла:

— Ну, говорите, если знаете, что сказать…

Николай почувствовал то состояние, когда Свет Духа Святого позволяет видеть души и всё, что с ними происходит.

Он видел, что пришла просить она о чуде, а сама не верит в возможность исцеления Силой Божией. И в ней самой есть преграда, не позволяющая исцелить мальчика…

Он ещё раз внимательней посмотрел на мальчика… Увидел и то, что ощущающий себя больным, несчастным, не смеющий шагу ступить без поддержки взрослых, мальчик не может быть излечен прямо теперь… Но болезнь может уйти, очень легко может быть убрана, если изменить эту ситуацию…

«Как же найти те слова, чтобы поняла? Ведь не хочет она, не готова совет слышать… Подавай ей старца святого…»

Николай внутренне попросил Бога о помощи этим людям и затем ещё полнее вошёл в соединённость со Светом Божественным.

В этот момент в келью влетела запыхавшаяся Зося, и — словно свет солнечный заиграл, заискрился повсюду.

Она поклонилась, повинилась, что разговор прервала, что помешала.

— Зося, ты бы с мальчиком в саду погуляла часок, а мы бы пока с мамой его поговорили.

Зося сразу радостно согласилась:

— Тебя как зовут?

— Костя.

Мама Кости словно птица, крыльями своё дитя заграждающая, тревожно посмотрела на девочку:

— Он — слепой, не видит совсем! Ты, пожалуйста, смотри, девочка, чтобы не случилось с ним чего…

Зося уверенно подошла, взяла Костю за руку.

— Вы не бойтесь за него, всё хорошо будет!

И уже Косте:

— Пойдём, я тебе такόе покажу!…

— Как же покажешь? Я же не вижу!…

— А вот узнаешь! Идём!

Костина мать с тревогой проводила взглядом детей…

Николаю потребовалось немало усилий, чтобы она начала не просто слушать, а слышать его слова.

Вначале он расспросил о болезни мальчика. Узнал, что случилось то после падения, когда ударился он головой, на брёвнах мокрых поскользнувшись. Много они по врачам известным ходили. Сами глаза — не повреждены. Но зрение врачи вернуть не могут…

Николай и сам хорошо видел зрением души, что повреждение нервных окончаний можно убрать — не с помощью медицинской, а с Божией только… Но не позволяется ему это прямо теперь сделать…

Николай стал говорить о том, что мальчику можно вернуть зрение, но нужно, чтобы тот «тепличный» образ жизни, что он ведёт под непрерывной опекой, был изменён. Чтобы укрепить его организм — нужно его закалять: учить и плавать, и бегать, и верхом ездить. А самое важное — чтобы Костя о других начал заботиться, чтобы не ощущал он себя несчастным, немощным, неизлечимо больным, но стал бы делать всё то, что может на пределе своих возможностей, причём всё время тот предел надо стараться отодвигать. И тогда…

Разговор, вроде бы, был окончен…

Николай понимал, что нужно бы сказать или сделать ещё что-то, чтобы слова произнесённые «опустились на нужную глубину» в понимании собеседницы.

Старец Зосима в таких случаях обычно давал какой-то совет простой: «вот такое-то действие надо совершать»…

Николай перебирал варианты: «собаку завести, чтобы другом стала, или лошадь может стать ещё лучше… Наверное, нужно ещё с самим мальчиком поговорить...»

Он отворил дверь кельи и позвал:

— Зося, Костя!

В саду раздавался заливистый детский смех.

— Ну, лови же! — убегала Зося, а Костя бежал за ней, уверенно огибая стволы деревьев!

Когда Зося услышала зов Николая — то поддалась, и Костя её поймал!

Они шли… рядом, не держась за руки!

Глаза мальчика по-прежнему не видели, но чудо всё-таки случилось!

Костя вошёл в дверь первым и направился к матери:

— Мама, Зося меня научила смотреть и видеть по-особенному: душой! Мы даже в догонялки играли — и я её поймал! Я теперь тебя тоже видеть могу! Она сказала, что я скоро совсем вылечусь, потому что, если душа зрячей станет, то и глаза тела тоже будут видеть. Её так старец Зосима научил!

Костина мать разрыдалась и обняла сына…

А он всё старался рассказать, как здόрово научила его Зося.

«Вот оно и чудо!» — улыбнулся счастливо Николай…

После, когда все чуть успокоились, Зося обратилась к Николаю:

— Меня папа к тебе прислал ведь по делу. Третьего дня мы у входа в больницу девочку нашли, лет примерно двух. Подкинули её. Записка там при ней: мол, родители умерли, выходить ребёнка некому. Оленькой зовут. Хорошенькая! Глазки голубые, кудряшки золотистые, улыбается! Только почти не разговаривает: слов мало знает. Видно, что с ней говорили редко: некому, видимо, было. Он просил ей родителей подыскать хороших, чтобы в приют сиротский не отдавать.

И словно озарением вспыхнула Зося от мысли радостной:

— А ты, Костя, хотел бы сестричку? Сударыня, девочка — такая славная, здоровенькая! Папа смотрел, а он — доктор очень хороший! Давайте я её вам покажу?

Мать Костина, сильно потрясённая всем происходящим, сразу согласилась. Костя уверенно произнёс, что хорошо разговаривать он Оленьку легко научить сможет, поэтому они должны обязательно девочку взять.

И Зося, счастливая, повела новую маму и братца смотреть на Оленьку…

Николай понял, что соединилось всё в данной цепочке судеб, Богом вершимых. Вздохнул он радостно, поблагодарил Бога за помощь чудесную, через Зосю явленную!

Потом вышел в тишину сада, где ещё недавно звенели радостные детские голоса.

Подумал о том, сколько всего ещё не умеет…

И увидел состоящий из Света ласково улыбающийся облик старца Зосимы:

«Трудись, сынок! Всё у тебя уже получается, с Божией помощью!»